Трибун на цоколе безумца не напоит.
Не крикнут ласточки средь каменной листвы.
И вдруг доносится, как смутный гул прибоя,
Дыхание далекой и живой Москвы.
Всем пасынкам земли знаком и вчуже дорог
(Любуются на улиц легкие стежки) —
Он для меня был нежным детством, этот город,
Его Садовые и первые снежки.
Дома кочуют. Выйдешь утром, а Тверская
Свернула за угол. Мостов к прыжку разбег.
На реку корабли высокие спускают,
И, как покойника, сжигают ночью снег.
Иду по улицам, и прошлого не жалко.
Ни сверстников, ни площади не узнаю.
Вот только слушаю все ту же речь с развалкой
И улыбаюсь старожилу-воробью.
Сердец кипенье: город взрезан, взорван, вскопан,
А судьбы сыплются меж пальцев, как песок.
И, слыша этот шум, покорно ночь Европы
Из рук роняет шерсти золотой моток.
Эренбург Илья
---
Я шагаю по Москве,
Как шагают по доске.
Что такое — сквер направо
И налево тоже сквер.
Здесь когда-то Пушкин жил,
Пушкин с Вяземским дружил,
Горевал, лежал в постели,
Говорил, что он простыл.
Кто он, я не знаю — кто,
А скорей всего никто,
У подъезда, на скамейке
Человек сидит в пальто.
Человек он пожилой,
На Арбате дом жилой, —
В доме летняя еда,
А на улице среда —
Переходит в понедельник
Безо всякого труда.
Голова моя пуста,
Как пустынные места,
Я куда-то улетаю
Словно дерево с листа.
Шпаликов Геннадий
---
Люблю тебя, красивая Москва;
Твои сады и парки, и леса.
И не смолкающие с раннего утра
Весёлых ребятишек голоса.
Люблю твои высокие дома
И шумные дороги, магазины.
Люблю твои истории места
И твой закат, краснеющий как куст малины.
Люблю гулять по улицам твоим,
Люблю твои театры и музеи.
Здесь каждый уголок мне кажется родным.
Москва, я с каждым днем люблю тебя сильнее!
Удалова Анастасия
---
Москва – мегаполис. Отнюдь не красавица.
В ней многое может приезжим не нравиться.
Ее бестолковость, шаверма на улицах,
Погасшими лицами перезагруженность.
Но есть здесь места, где дыхание времени
Заставит забыть о сегодняшнем племени
Людей прагматичных, спешащих куда-то,
Теряющих чудо Москвы без возврата.
Тут маленький храм, как осколочек прошлого
В наш суетный век судьбою заброшенный.
Как солнечный луч, пробивающий тучи,
Цветок золотой средь каменной кучи.
Зайди в Божий храм – тут сердечный покой
У скромных икон свою душу омой.
Здесь маленький сад в шумном сердце Москвы
Царят друг за другом в цветеньи цветы,
Итог воплощенья простой красоты
И слабнут невольно тиски суеты…
Цветы и святыни, Москвою хранимые
Столпы нашей русскости неразрушимые.
Нафта Лин
---
Михаил Дмитриев
ПОКЛОННАЯ ГОРА Там, на покатой горе, зеленели когда-то три дуба!
Хищный орел залетел и, усевшись под теми дубами,
Взглядом кровавым в добычу впился и готовил уж когти!
Был бы пир; да спалило грозою могучие крылья,
Перья ветер разнес, и засыпало зимним их снегом!
Там, за Москвой, на Поклонной горе зеленели те дубы!
Не орлу с той горы, а пришельцу-вождю легионов
Наша предстала Москва с золотыми своими верхами;
И, простершись во всю широту, ожидала безмолвно,
Жертва смиренная, жертва святая, да суд совершится!
А по полям шли полки, громовые катились орудья;
Двадцать народов теснились вокруг с знаменами Европы;
Двигалось все, и неслось, и жадно вторгалось; но страшно
Было идти им вдоль улиц безлюдных, безмолвных и слушать
В той тишине только топот копыт бесподковных их кoней!
Здесь, из-под этих дубов, он смотрел, выжидая посольства,
Наших сенаторов ждал, и бояр, и сердился, и кликал;
Только они не пришли, и торжественной не было встречи!
Правда, Москву в ту же ночь осветили и мы, да пожаром!
Сильный с тех пор под землей; а природа все вновь зеленеет!
О! как любил я смотреть в тишине на эти три дуба!
В тихом вечернем сиянье они – так мирно стояли!
Он же, под тению их, озиравший, как демон, святыню,
Не видал над своей головой, что звезда его гаснет!
Мрачно сошел он с горы; не сошел он с утеса Елены!
1 августа 1845 г.
---
Трибун на цоколе безумца не напоит.
Не крикнут ласточки средь каменной листвы.
И вдруг доносится, как смутный гул прибоя,
Дыхание далекой и живой Москвы.
Всем пасынкам земли знаком и вчуже дорог
(Любуются на улиц легкие стежки) —
Он для меня был нежным детством, этот город,
Его Садовые и первые снежки.
Дома кочуют. Выйдешь утром, а Тверская
Свернула за угол. Мостов к прыжку разбег.
На реку корабли высокие спускают,
И, как покойника, сжигают ночью снег.
Иду по улицам, и прошлого не жалко.
Ни сверстников, ни площади не узнаю.
Вот только слушаю все ту же речь с развалкой
И улыбаюсь старожилу-воробью.
Сердец кипенье: город взрезан, взорван, вскопан,
А судьбы сыплются меж пальцев, как песок.
И, слыша этот шум, покорно ночь Европы
Из рук роняет шерсти золотой моток.
Эренбург Илья
---
Благовещенье в Москве
Благовещенье и свет,
Вербы забелели.
Или точно горя нет,
Право, в самом деле?
Благовестие и смех,
Закраснелись почки.
И на улицах, у всех
Синие цветочки.
Сколько синеньких цветков,
Отнятых у снега.
Снова мир и свеж и нов,
И повсюду нега.
Вижу старую Москву
В молодом уборе.
Я смеюсь и я живу,
Солнце в каждом взоре.
От старинного Кремля
Звон плывет волною.
А во рвах живет земля
Молодой травою.
В чуть пробившейся траве
Сон весны и лета.
Благовещенье в Москве,
Это праздник света!
Константин Бальмонт