Я с борта корабля гляжу на Санторини.
Легенда говорит, что остров сей —
Часть Атлантиды, канувшей в пучине,
Со всей цивилизацией своей.

Но остров существует и поныне.
И к морю обратив свой яростный оскал,
Он грозен и могуч в воинственной гордыне
Трёхсотметровых неприступных скал.

Зависли высоко над гладью моря
На чёрных склонах белые дома,
С вулканом грозным ежедневно споря,
Вцепившись в тело скал его — громад.

И на вершине чёрного утёса
Сугробы белые приземистых жилищ,
И узких улочек причудливые кроссы,
И голубой «прикид» церковных крыш.

Вулкан лишь притаился, тихо дремлет.
Нет-нет, да и напомнит о себе.
Но Человек его угрозы не приемлет,
Живёт с ним рядом, покорясь судьбе.

И сердце острова, не умолкая, бьётся.
В едином ритме с ним стучат сердца людей,
Кто совпадает, здесь навеки остаётся,
Другим же следует убраться поскорей.

Очарованьем дышат дикие пейзажи
С «угрозой», в воздухе разлитой невзначай.
От чёрных до цветных палитра пляжей,
Минойской эры сохранённый рай.

Столица Санторини — город Тира.
Здесь из изюма делают вино
Утерянной навеки Атлантиды.
Vinsanto называется оно.

Тропы «ослиной» серпантин пологий,
Видавший виды вверх ползёт фуникулёр,
А для желающих размять о камни ноги
Есть пеший путь, нелёгок и не скор.

На каждой улочке движенье в два потока,
Как муравьёв дорожки на меже.
Во власти все торгового порока,
В токсидо ты иль просто в неглиже.

Церквушка на пути, невзрачный вид снаружи,
Да сразу видно — небогат приход.
Купель, иконы, свечи, крест для службы,
Распятье на стене, кубышка для щедрот.

Здесь местный промысел, керамикой известный,
С картинками из мифов и легенд.
Плати — бери, и торг здесь неуместен.
Расчёт, улыбка, даме — комплимент.

Поймав лукавый взгляд красотки — санторинки,
Зашёл в кафе, от удивленья стих:
Из под стола торчали старые ботинки
И пара туфелек, потёртых промеж них.

Ну, посмеялись, щёлкнул их на память,
Смеялся с нами и хозяин — грек,
В линялой майке и штанах помятых,
Радушный, видно, добрый человек.

По чашке выпив кофе на прощанье,
Идём назад сквозь скопище людей.
И вдруг квадрат доски мемориальной,
Знакомый профиль Ленина на ней.

Как оказалось, нет, совсем не Ленин,
А сходство полное с народным, блин, вождём.
Но я легко вздохнул — ведь нет теперь сомнений,
Что верной мы, друзья, дорогою идём.

Цивлин Вадим