На Заячьем острове крепость стоит
С куртинами и бастионами.
Здесь города сердце живое стучит.
Дозором Нева вкруг твердыни кружит,
В кольчуге стальной, как у воина.
Над шпилем сияющий Ангел с крестом,
В соборе гробницы из мрамора.
В них спит непробудным династия сном –
Почившие в Бозе Романовы.
Ничто не тревожит их царственный сон.
Им чужды тревоги, смятение.
И лишь колокольни торжественный звон
Их души приводит в волнение.
Тогда, словно голуби, с неба они
Слетают, садясь прямо под ноги.
Воркуют, припомнив прошедшие дни,
Свершения, битвы и подвиги.
Потом, сизой стаей взлетев к облакам,
Над шпилем собора покружатся.
Мелькнёт под крылами седая Нева,
Решёток чугунное кружево.
Былые наместники Бога в стране,
Парят над Дворцовою площадью,
Где Слава-Богиня их ждёт в вышине
И рвутся в полёт чудо-лошади.
В тот час, когда город затихнет в ночи,
По Невскому, Росси, Гороховой
Шестёрка коней, словно ветер, помчит!..
И вечно сиять будут Славы лучи
Над их легендарной эпохою!
Павлова Люда
*****
Раздумал, видно, ангел улететь —
И вот застыл, пространство не осиля.
Ему на город весело глядеть
С вершины Петропавловского шпиля.
Под ним течет красавица Нева,
И волны омывают пляж знакомый.
А в невских водах — неба синева.
Здесь всё своё. Он в Петербурге — дома!
*****
В последний раз мы встретились тогда
На набережной, где всегда встречались.
Была в Неве высокая вода,
И наводненья в городе боялись.
Он говорил о лете и о том,
Что быть поэтом женщине – нелепость.
Как я запомнила высокий царский дом
И Петропавловскую крепость! –
Затем что воздух был совсем не наш,
А как подарок Божий, – так чудесен.
И в этот час была мне отдана
Последняя из всех безумных песен.
Анна Ахматова
---
Царь остров в устье указал,
И поднялись за валом вал
Шесть бастионов над рекой:
Нарышкин, Зотов, Трубецкой,
Головкин, Меншиков, один
Был Государев. Шесть куртин
Сковали крепко островок.
Теперь врагов и на порог
Не пустит русская река,
Пускай смирят свирепость,
Узнав, что встала на века
Здесь Петропавловская крепость!
Ефимовский Ефим
*****
Ветра вой и волн свирепость,
Всё видала, всё снесла
Петропавловская крепость,
Тучи рвущая игла…
Как хитро придумал кто-то
В недалёкой старине:
В синем небе позолота,
Казематы в глубине.
Скаченков Сергей
---
У самых вод раскатистой Невы,
Лицом к лицу с нарядною столицей,
Темнеет, грозный в памяти молвы,
Гранитный вал с внушительною спицей.
Там виден храм, где искони внутри
Опочивают русские цари,
А возле стен зарыты коменданты,
И тихий плач в гробницы льют куранты,
И кажется, на линию дворцов,
Через Неву, из недр иного света,
Глядят в столицу тени мертвецов,
Как Банко тень на пиршество Макбета…
Завидна ль им исторгнутая власть?
Полна ль их совесть запоздалой боли,
И всем царям они желают пасть,
А всем гнетомым встать из-под неволи?
Или свои алмазные венцы
Они сложили кротко пред Еговой
И за грехи народа, как отцы,
Прияли там иной венец, терновый?
Иль спор ведут перед Царем царей
Повешенный с тираном на турнире,
Чей вздутый лик величия полней,
Раба в петле — иль царственный, в мундире?
Иль, убоясь своих кровавых рук,
Крамольники клянут свои деянья?
Или врагов на братские лобзанья
Толкнула смерть, в забвеньи зол и мук?..
Но я люблю гранитную ограду
И светлый шпиль при северной луне,
Когда куранты грустную руладу
Издалека разносят по волне.
Они поют в синеющем тумане
О свергнутых земных богатырях,
О роскоши, исчезнувшей в нирване,
О подвиге, задавленном впотьмах, —
О той поре, где всякий будет равен,
И, внемля им, подумаешь: «Коль славен…»
Андреевский Сергей
*****
Мечты годов ушли в забвенье,
И крепость в сон погружена.
Над Солнцем – вечное Затменье,
Над миром – спящая Луна.
Над бликами цветов и сена
Сгорел последний путь дотла…
Дорога к Солнцу здесь нетленна,
Рассыпана горячая зола…
Но диск кривит… И чудо отвернётся –
Лишь сорок лет в тени пойдёт…
Чужая боль в нём отольётся –
Чужую душу в ней спасёт…
И страстна Ночь как тени Света:
«Прощай, дворянские года!».
Лишь боль российского поэта
Согреет это место сквозь суда…
Суда времён, армада гневной тени –
Простите за короткие века…
Чужая боль, чужие сновиденья…
Исчезнет вечный лекарь пустяка.
Он души сквозь убийства греет,
Спасает их от страшных слов
И души светом пламенеют,
Откликнувшись мильоном голосов.
Кузьмин Антон
*****
Задумавшись, я брел не торопясь
Вдоль бастиона крепости петровой,
Забыв, где прошлое, грядущее, где явь,
Лишь мыслями своими околдован.
Распалась связь времен в моем сознанье,
Попал я в вечность, стал вдруг вечен я,
Я погружался в тайны мирозданья,
Я постигал законы бытия…
Стремительный поток чудесных знаний
В моем мозгу промчался чередой,
Познал я радость встреч и смысл изгнаний,
Мистерию любви и дружбы злой;
Изведал также времени потуги,
Познал я бренности чудовищный кошмар…
Тут канонир всем известил в округе,
Что старый умер час, а новый час настал.
Над головою грянул залп из пушки,
Предательски, как мстительный фискал –
В ушах гудит, в глазах мелькают мушки…
Спокойно! Полдень! – кто-то подсказал.
Мельников Игорь
*****
В объятьях севера Нева, покачиваясь, дышит.
И грудью вод своих ласкает гладкий лед.
Он тонким кружевом арабской вязи вышил
Торосов кромки, чувствуя восход…
Приблизиться стремясь к булыжным склонам,
К гранитным плитам крепости Петра,
Где стены бастионов в их поклонах
С куртинами сомкнулись навсегда.
Где фасы с фланками смыкаются углами
И словно рострами, вонзаются в Неву.
И ангелом парит под облаками соборный шпиль,
В стальную тишину стремясь…
И башенки, пока хватает взора,
Рассматривают щелями бойниц
Загадочный в своем коварстве город,
Пред ним свой взгляд затем потупив ниц.
Пред гением великого Трезини,
Где тень его, и упокоен прах.
Что заложил в болотисной низине,
Забыв о шумной славе и чинах свой форт…
И вспоминая звук скрещенных сабель,
Под сводом Иоанновских ворот
Ему поет свой гимн гранитный камень —
О славе русской доблести поет.
Ирина D.
*****
Когда в смятение веков
Ступил петровский шаг,
Отринув строй чужих полков,
Взметнул России стяг.
И на брегах Невы-волхвы
Великий царь сказал:
«Чтоб обогнать вихры молвы
Я крепостью здесь стал».
С тех пор фортеция стоит
Назло Европе всей.
И ангел для любви летит,
Наш северный Персей.
Над бастионами волна
Порой вздымает ввысь.
Как будто чертова жена,
Пытает крепость сгрызть.
Однако детище Петра
Потомкам ни к чему.
Застенком стала для добра,
В ней сладили тюрьму.
Немало русских сгнило здесь,
Талантов, чудаков.
Звенела здесь монархов спесь
«Романовских оков».
А ныне крепость в тихом сне,
Здесь пляж, туристов рой.
Но иногда вдруг снится мне
Наш Петр, не за игрой…
Вот выстрел в полдень как сигнал
К атаке на врага.
И русский шведа вновь прогнал
За дальние брега.
В глухих болотистых местах
Построен град Петров.
А крепость? Крепость не проста.
Она для наших «дров».
Данко Михайлович
*****
Углы фортов — разрезали пространство…
Несокрушимость стен… и берега песок.
Ворот — торжественно-суровое убранство,
Реки — могучий и стремительный поток.
Огонь сердец — в темницах бастиона.
Под сводами Собора — славы шум,
Склонили головы виктории знамёна,
Надгробия царей… и вереницы дум…
Отсюда света луч прорезал сумрак ночи,
Отсюда город мой пронзил века,
Как протыкает осенью плакучей
Шпиль Петропавловки — стальные облака.
Никитин Михаил
---
Петропавловская крепость
Внутри её сырая мгла.
Орлов двуглавая нелепость,
Собор, с Архангелом игла.
И равелины, бастионы…
Булыжник, всё из тех времён,
Вот тут во всём живут законы,
И не один не отменён.
Собор высок, словно посажен
Над усыпальницей царей
Во всём величествен и важен,
Я у его стоял дверей.
Собор закрыт и мрак и холод
На всём блокады вижу след
И ощущаю сам я голод,
А мне, всего пятнадцать лет.
13 лет, я жил в деревне
И вот судьба, теперь я здесь.
Где жил, трудился Пётр 1-й!
И мне выходит, та же честь.
И я трудился на Монетном
Езжу с Московского шассе
В трамвае, часто безбилетным,
Идёт война и я как все.
Глазаст и худ, плохо одетый
Зимой доеду, лёд в носках.
Тепла хотелось, хлеба — лета,
А жили, в Сталинских тисках.
Иосиф Сталин! Это — солнце
Только не грело, никого…
Значки гвардейца, оборонца,
Медаль и грамота его!..
В этом ознобе, грел я душу
Сердцами братьев и сестёр.
Их музыку, вживую слушал,
Шел в каждый день, как на костёр.
И на работу, и с работы
Недосыпал и где б, поесть?
И заводился, с оборота,
Была и возрастная спесь.
Цех орденов, то цех монетный
То у станка, средь токарей
Но сам я тихо, незаметно,
Уйду в бригаду слесарей.
И растворюсь, или рассеюсь,
Ведь слесарь это — уже воля!
Такая данность, всё надеюсь,
Надеялся, но и не более…
Вот так и жил, те дни итожа,
На исторической земле,
Своей дорогой, шел — похоже,
Но всё с трудом давалось мне.
Капранцев Владимир